«Вагнер» - кровавый ринг - Лев Владимирович Трапезников

вышедшие в костюмах пчел, странные такие костюмы были на них, в черно-желтую полоску. Все уставились на них почему-то, то есть уставились в экран телевизора. Заинтересовали всех именно костюмы группы, исполняющей песню.

— Это какие-то неправильные пчелы, — послышалось громкое мнение кого-то из наших, и все поддержали эту реплику. — Совершенно неправильные!

— Это вообще не пчелы…

— Неправильные пчелы! — слышались голоса.

Я тогда подумал о том, что ведь да, часто мужики, вырываясь из семейного круга, ведут себя как дети малые, и почему-то при этой мысли в душе моей проснулись особые чувства ко всем тем, кто находился здесь в кубрике. Это была настоящая семья, и им всем было хорошо рядом друг с другом, тепло и уютно, они все ощущали себя одной командой, одной большой семьей, русской семьей. Многим из них придется преодолеть многое, многим из них придется совершать подвиги, многие из них войдут в историю, и на всех них можно твердо положиться в любом сложном деле, в любой смертельно опасной ситуации. Это я чувствовал тогда, ощущал все это всем своим организмом. Лежал и думал, что «да, дом мой в Йошкар-Оле, и мои родные в Йошкар-Оле, но здесь тоже моя семья, и здесь я тоже дома», — и было мне хорошо тогда, спокойно и уютно.

И еще я выскажу одну мысль здесь читателю: «Люди, которые здесь добровольно находились, приехали выполнять задания Родины, куда бы их Родина ни послала. И предавать таких людей нельзя, так как не очень-то и много таких в любой стране, и такие люди в любой стране являются золотым запасом нации, ее цветом. И любая нормальная власть в любой стране на таких людей делает ставку, опираясь на них и не бросая их даже тогда, когда они уже не способны по объективным обстоятельствам выполнять свою опасную работу. Забота о таких людях и на гражданке говорит всему обществу, что если ты служишь интересам Родины, то Отчизна тебя не забудет не при каких обстоятельствах. Так поступает умная власть в любой стране. Вот это должно понять наше общество».

Итак, контракт в этот день и вечер Палей не занес ко мне. Но, понятное дело, что дел у него невпроворот с нами. Нас много. Получил я контракт только на следующий день, заполнив его. Палей, кстати, на мой вопрос по поводу того, нужно ли мне менять будет жетон с категории А на категорию Б, сказал, что теперь мы будем вечно ашниками и что все категории навечно присвоены и смене уже подлежать не будут, так как обстоятельства теперь изменились. Это мне стало понятно, так как нас было уже много, и мы представляли собой не просто контору, выполняющую особую работу для государства, а целую маленькую армию. Потому категории теперь обозначали только сроки поступления на работу. Последние категории по срокам набора в контору нашу были тэшники — от «Т». Мне предстояло еще пройти курс обучения снова, но это для меня, как и для других сотрудников теперь, которые уже побывали в командировке в Украине, было формальностью. Предстояло ходить на учебный полигон и на построении отмечаться у старшего там. В коридоре в этот же день увидел своего командира батальона Якута, он стоял и разговаривал с сотрудниками. Я подошел к нему и поздоровался, он на это заулыбался и также поздоровался со мной.

— Как там сейчас тройка? — спрашиваю я у Якута.

— Сейчас в обороне стоим. На северной стороне под Бахмутом. Я вот из отпуска только возвращаюсь.

Стало понятно, что ходить отмечаться будем все вместе, и Якут с нами будет ходить тоже. Правила для всех едины. За одним исключением, что Якут поселился в канцелярии. Но это и понятно, так как его уровень, как командира, был очень высоким. В «Вагнере» взводный уже по аналогии с армией России равнялся старшему офицеру. Хотя аналогий таких я бы не проводил.

Итак, отмечаться ходили неделю. Утром вставали и шли пешком на полигон. Мимо нас проезжали автобусы. «Икарусы», наверное. Везли личный состав на полигон. Не все умещались в палаточном городке, и селили их где-то в ангарах, а утром возили на полигон для спецподготовки. Вечером снова увозили обратно в ангары на автобусах. Нас было уже очень много, и это понятно тоже, так как «Вагнер» открыл по многим большим и малым городам свои центры, этакие вагнеровские военкоматы, где и набирал по всей стране людей. Да, мы превратились в настоящую армию. В сам палаточный городок я уже не заходил, а только бывал теперь на построениях перед воротами палаточного городка, когда называли наши позывные и мы по ним откликались. Однако, скажу я вам, когда я впервые пришел отмечаться туда, то обалдел — это был настоящий полк. Серое, хмурое мартовское небо, моросящий дождь и ветерок, как сейчас помню, и множество людей в полевой форме. Да, контора несколько изменилась, вобрав в себя новую кровь. Как-то в коридоре разговорились с сотрудником одним из нашей тройки. Сотрудник этот был непрост, хотя выглядел очень культурно. Он был в круглых небольших очках, с располагающим к общению лицом и выражался очень просто, без заумных фраз, но корректно. Родом он был из Астрахани.

— Я вот в первую чеченскую воевал и во вторую чеченскую воевал, — рассказывает мой знакомый из Астрахани мне свою историю. — А мне говорят они, что нам плевать, какие вы суровые войны прошли, все равно все курс обучения проходить будете. Вот и проходим.

— И что? Все полностью проходите? Мы пораньше вас прибыли сюда и только отмечаемся. А вы на всех занятиях сидите и обучаетесь? — спрашиваю его я.

— С обходным прохожу инструкторов, и мне так подписывают, так как боевой опыт у меня есть, а вот от стрельб отвертеться ни у кого не получается. Все стреляем. Да и времени сейчас у них нет с нами возиться, там на учебном полигоне уйма народу находится, вон столько народу набрали. Даже инструкторов не хватает. Всех по спецкурсу надо прогонять, вот они и обучают их.

С этим человеком из Астрахани, имя которому Андрей, мы потом еще встретимся, но уже за ленточкой. С Палеем я за эту неделю, что был на базе, успел поговорить несколько раз. Он рассказал мне, что сам он из Самарской области и что был на Украине ранен.

— Весь прошит был я осколками, чудом жив остался, а все благодаря бабке-колдунье, которая дала мне талисман, — рассказывает мне Палей. — Бабка та сильнейшая колдунья, я ей верю. И верю, что тот самый ее